ЗА ТРИ ЧАСА ДО ЭТОГО.

Когда я был отроком, батя часто порол мне всякую херню про стержень и силу воли.

Мол, что всякий сам решает, когда бросать все и стоять, а когда идти дальше. Что пав на самое дно, зрелый разум лишь открывается переменам. Что страхи суть отклик души, а мужество — уже ее выбор. Чот вот какое-то все такое. Я, выслушивая это, обычно глазел по сторонам, считал ворон и ждал, когда все это закончится. А потом шел бить палкой борщевик. Много у нас его тогда развелось, борщевика этого — целые заросли.

Сейчас по возрасту я уже, можно сказать, и сам отец. Или должен им стать в какое-то обозримое время. Три дюжины зим, шутка ли. Пора передавать ценные знания дальше. А так как детей у меня нет, делать это я буду первым встречным. То бишь вам всем.

Эта история взяла начала в Деревне Висельников. У него есть и иное название — Северный Дол — но то, что ходит в народе, и пристает легче. До Третьей войны, еще в той Старой Стране это было место исполнения всяческих приговоров. И в основном смертных. Неудивительно, что когда в нее вошли солдаты холодной тьмы, они дали скопившейся тьме волю. Деревня была поглощена.

Так она и существовала во мраке все эти зимы. До тех пор, пока сюда не дошли рубежи Крестового Похода Эдикта. И пока исповедник Фиделий Арно не был направлен, чтобы положить этому конец. Он взял с собой верных людей — бойцов Авангарда — помолился на путь грядущий и выдвинулся в путь. Минуло несколько дней, прежде чем Восточная Башня забила тревогу.

Исповедник Арно не вернулся.

Ратуша Перекрестка Корина собрала добровольцев, готовых разобраться, что случилось с Фиделием. Среди них помимо меня были и мои старые знакомцы — наемница Хлоя, чаротворец Октавий, друзья Алесанты Элериан и Кирсаку, а еще многие другие, кого я пока не знал. Многие другие, кто еще проявят себя.

Командовать всеми ими выпало мне. И хотя отряд — в частности ордынцы, чародейка эльфов крови Кель'ринн и рубака Готай — выражали готовность зачистить там все в ноль, я какой-то чуйкой понимал, что это тупиковый путь. В конце концов, как сказал мне комендант Восточной Башни, не этого искал Фиделий. А значит, не это нужно было и всем нам.

Вокруг меня и коменданта Башни стояло немало героев. Которые своим могуществом могли легко поступиться нашими требованиями. Однако мы настояли на своем. Всё зачистить можно всегда, но сначала требовалось хотя бы попробовать пройти тропой Фиделия.

На пути в Деревню лес внезапно ожил, и на нас напала чудовищная тварь. Размером куда больше поганища, почему-то похожая на гигантскую птицу. Неестественная и уродливая, каким-то чудом разожравшаяся до размеров дома в несколько этажей высотой.

Ничего не помню из того боя. Меня быстро вмяло в землю, а когда пришел в себя, почти все уже было кончено.

Меня подлатала Элериан, я в целом-то мог идти, и мы двинулись дальше. Еще тогда закралась мысль, что Фиделий со своими людьми просто не дошел до Деревни. И пропал не в ней, а по дороге — то есть, никакой тьмы глубокой там и не было, и все окажется на поверку куда проще. Надежды эти ушли втуне. Ушли, как только мы переступили порог этого места.

Мы нашли всех. И самих казненных, и группу Фиделия. Я... я тогда даже не мог сказать, живы они или мертвы. Хлад поразил их тела — темное чаротворство, из-за которого мы не сразу смогли понять суть. Я обыскал бойцов Авангарда, но не нашел ничего, кроме простого солдатского скарба. От осознания этого у меня пошли мурашки по коже.

Авангард не надеялся на какой-то конкретный рабочий метод, чтобы развеять местное проклятие. Он просто шел на удачу. Надеясь, что ему повезет. Что Свет сам прольется сюда, как только они ступят на эту землю. Повинуясь путаному чутью, липкому морочащему ощущению, я поднял глаза к небу.

Было темно. Хотя светило еще лишь клонилось к закату, когда мы выступили в путь.

А затем себя явил ОН.

МИР ТЕНЕЙ

Я услышал детский смех. А затем, мельком, как в наваждении, провалился в другой план бытия — где был лишь я один, со мной не осталось никого, а вокруг стенали души. Это продлилось мгновение, но и его хватило, чтобы я весь нахер похолодел. Подспудно, умом я ждал чего-то такого, но к этому оказалось невозможно подготовиться. А еще души как таковые.

Они не придали моему появлению значения. Никакого.

Вернувшись, я с облегчением узнал, что это была не уловка. Что некоторые из моих спутников тоже провалились в тот Мир. А потом были возвращены сюда. Но в отличии от меня, герои вели себя как герои. Там, где я внутренне трепетал, они обрели подлинную целеустремленность. Они не страшились, но желали разобраться. Попасть к Теням своей волей и понять, что же там происходит.

В тот момент их решимость придала мне сил. Надо было двигаться дальше.

Исповедника мы нашли в одном из домов — в кругу уже сгоревших свеч, пораженный все тем же мороком, что и его люди, он лежал ничком, обронив молитвенник. Миновать круг свеч никто из нас не смог — Мир Теней препятствовал всякой попытке. А потому мы обратили внимание на книгу.

Первый из нас, Тодд Дюрант, будучи наиболее искушенным в теологических познаниях, взял на себя прочтение слов. Мы полагали, что некий ритуал не завершен, и нам надлежало сделать это за исповедника. Однако дочитав меченое Фиделием слово, Дюрант тоже обратился в хлад. Картина  для меня прояснилась.

Здесь нее было колдовства. Их всех просто побрали тени. Как побрали сейчас и Тодда. Я больше не видел иного выхода, кроме как тоже вверить себя им. И прочел книгу.

Так я и оказался в Мире Теней. Там я увидел и Фиделия, и Тодда. И за мной, то ли следуя моему примеру, то ли из своих побуждений, также вошли Кель'ринн и воин, которого я тогда не успел узнать. Называвший себя Анафемой.

У Фиделия, увы, не было хороших вестей. Он потерял всех своих людей, так как Свет не укрыл их, не нашел дорогу обратно и был полностью раздавлен болью этого места. Узел горечи и страданий, тяжести содеянного и непокаянного стянулся чудовищно туго. Слишком туго, чтобы Фиделию было по силам развязать его в одиночку. Он боролся — боролся сколько было сил, но в итоге лишь выбился из них. И потерял счет минувшему времени.

Я же заметил, что здесь нет наших тел. Лишь души. А значит, только то, что мы несем на душах, поможет вернуться в наш мир.

Первое, что я попробовал сделать — властью Авангарда отменить все наказания. В успех этого не шибко верилось — в конце концов, что там душам умерших до каких-то законов смертных? До их правил, их требований порядка. Но с другой стороны, что я еще мог на своем месте? В конце концов, могло же быть такое, что достаточно лишь признания бессильности наказания со стороны иной души. Души, не обремененной этими тяготами. Так я тогда думал.

Я ошибался. Но я не просто ошибался, отнюдь. Все мы, явившиеся сюда, лишь прогневали хозяина этого места. Истинного. Подлинного. Того, кто не на пергаменте, а на самой ткани мироздания пишет местные законы.

ИМ БЫЛА АГОНИЯ. ВОПЛОЩЕННОЕ СТРАДАНИЕ ЭТОГО МЕСТА.

Фиделий закричал нам всем, чтобы мы бежали. Чтобы заперлись в доме, в обители, защищенной самим Светом. Скрылся в нем Тодд Дюрант, последовала за ним и Кель'ринн. Снаружи остались лишь я и Анафема.

Страдание шло на нас, и вибрирующая болезненная горечь волнами расходилась по Миру Теней. Касаясь рассудков. Задевая души. Замедляя ход сердец. 

Не знаю, почему я не побежал. Не смог. Не захотел. Не счел правильным. А может быть, просто в какой-то момент понял, почему и как Фиделий застрял здесь. Почему ему не по силам освободить от оков этого места ни одну из прикованных здесь теней. Он был напуган. Напуган и, как и многие люди, возможно, приучен избегать страданий. Держать при себе боль и потери — а когда бремя всей боли твоей жизни всегда при тебе, любая лишняя капля может надломить хребет. Я перебирал эти мысли, а Страдание все приближалось и приближалось к нам.

Я не побежал, потому что всему этому был чужд.

Я никогда не считал себя каким-то особо достойным человеком. В моей жизни было разное — паршивые поступки, гнусные сделки с совестью, измены самому себе. Возможно, я как раз и есть тот первый среди равных, который и должен был оказаться здесь. Запертым на вечное страдание со множеством иных несчастных, подобных мне. Но пережив вину, впитав в себя горечь содеянного и осознав ее, я выбрал идти дальше.

Не заниматься пустым самоедством. Не стенать о потерях. Не зацикливаться на непоправимом. Потому что когда пробивает час быка, лишь слабый теряется и теряет. Сильному же надлежит закаляться и приобретать.

Какие потери ты не перенес бы, никогда не поздно стать достойным. Поднять голову и начать жить по совести. Бремя каких бы тягот на тебе ни лежало, только тебе решать, где будет поставлена точка.

Если ты знаешь, что ничего не кончено — ничего и не кончено!

Я вспомнил, как говорил обо всем этом же Алесанте, когда Кирин-Тор наложил на нее печать безмолвия. Когда она, потерявшая силы, на оттачивание которых положила жизнь, видела себя пустышкой. Брошенной на обочину жизни. Мой Чертенок упускала важное — у нее все еще есть она сама.

И вот он, этот час быка. Я не смотрел за спину, а потому удивился — Кель'ринн, которая считанные удары сердца назад призывала не испытывать судьбу, встала плечом к моему плечу. Возможно, решилась на что-то сама. Или я тронул ее своим отказом. Так или иначе, она тоже отказалась прятаться, хотя и была в двух шагах от этого.

И тогда Страдание сделало ход. Оно открыло нам свою подлинную суть. Все то зло, таившееся в душах и наших, и здешних усопших, вспенившись, пошло наверх. Явило себя. Страдание же и было их агонией. Посмертным трепетом, в котором тело содрогается лишь ничтожное время, но душа... Душа может пребывать в нем безвременно.

Я счел это хорошим признаком — если Страдание готово показывать, значит, готово и видеть. Если оно намеревается донести мысль, значит, не откажется и внять какой-либо другой. Но всякому общению должно быть равноправным. Искренним. А потому увидев, как мне открылся он, я и сам открылся ему. И мне уже не было дела до того, что он там обнаружит. В этот момент я оставался честным не перед ним.

Я оставался честным с самим собой.

ОЧИЩЕНИЕ.

Вот так и закончилась эта история. Потом были хлопки по плечами, признание, улыбки, кивки понимающие. Вещи, что приличествуют... Да, буду называть все своими именами — вещи, что приличествую победе. Силы воли, духа и готовности к новому. Над заскорузлой болью, тенями непоправимого и былыми потерями. Признали это и Кель'ринн, и Тодд Дюрант, а затем отдельно подошел и Октавиан. Я же просто радовался благополучному исходу. И думал прежде всего о своих едва заживших ранах и... пиве, пожалуй.

Когда я был отроком, батя часто говорил мне про стержень и силу воли.

Что всякий сам решает, когда бросать все и стоять, а когда идти дальше.

Что пав на самое дно, зрелый разум лишь открывается переменам.

Что страхи суть отклик души, а мужество — уже ее выбор.

.

...

.

Знаете, мне его не хватает порой. Очень.

Скриншоты: 

Художественные — [ЗДЕСЬ]

Технические — [ЗДЕСЬ]

Вместо ролевых итогов — посвящение.

• Алоди — за предоставленную возможность так раскрыться, вдохновение на этот текст, подготовку и сценарий.
• Моим соигрокам — братаны, сестрюни, достойные члены сообщества, этот текст еще и вам за то, что вы проходите этот путь со мной. Вы те, ради кого хочется стараться и делать лучше. Надеюсь, что у меня выходит.